Плотность заселения территории всё больше превращала лес в пахотные земли. Отдаленность от мыз леса для строительства было отмечено уже в XIV-XV веке. В XVI веке в деревенских альмендах стали запрещать вырубать деревья для продажи, лесопользование было свободным только для нужд самого хутора. К XVII веку сложилась ситуация, когда более крупные леса располагались в периферийных районах, а в ранее населенных центрах лес превращался в пахотные земли. Право пользования владельца в частных лесах было безграничным. Общие леса деревни мог использовать любой деревенский житель, но только для собственного пользования и без посторонней помощи.

В XVII веке нехватка леса вокруг заселенных территорий стала еще более заметной. Леса не хватало в меньшей степени, чем сегодня, однако леса, пригодные для поиска необходимой древесины, отступали от поселений все дальше, и ввиду ограниченных транспортных возможностей того времени транспортировать древесину было сложнее. В записях земельных ревизий Ливонии 1688-1690 гг. очень распространены жалобы помещиков на то, что прежние подсеки уже все использованы и для подсечки под пашни больше нет пригодных земельных участков. В течение следующих нескольких десятилетий распространились голод, война и чума, население сильно поредело, а вспыхнувшие затем эпидемии болезней животных усугубили нехватку удобрения. Таким образом, важность лесных полей сохранялась по крайней мере в Южной Эстонии еще в течение некоторого времени, и окончательное снижение подсечно-огневой системы земледелия началось на этих территориях лишь во второй половине XVIII века. Широко стал распространяться пожог, который состоял в сжигании привезенных из других мест деревьев вместе с дерном. Сначала пожог проводили из привезенных деревьев, позднее нехватка леса заставила использовать хворост. В государственных мызах и части частных мыз крестьянам стали запрещать проводить пожоги. Некоторые помещики запрещали пожоги при сжигании больших деревьев и на старопахотном поле, не препятствуя пожогам хвороста и на лесных полях.

В XVIII веке крестьянам было разрешено использовать лес, однако это право все больше пытались ввести под контроль мызы. Деревенские леса сохранились лишь в некоторых местах.
Не совсем ясно, когда и при каких обстоятельствах стало ограничиваться право на охоту. По-видимому, ограничения начались именно с частных мыз и были впервые применены для охоты на более крупных диких животных, таких как лосей, косуль и кабанов. В ревизии 1599 года утверждается, что почти у каждого крестьянина есть мушкет, у многих даже несколько. Крестьяне при зимней рубке леса не забывали ружья дома, и при любой возможности охотились. Когда видели лося, то «пастухи без присмотра оставляли стадо, пахарь – лошадей, возчик навоза – груз на дороге, немедленно мчась на охоту за лосем». Систематическое ограничение охоты началось в XVII веке.

Источники:
Архив истории культуры Эстонского литературного музея, F169 M 174
Кахк, Й., и др. (ред.) 1992 г. «История эстонского крестьянства 1». Эстонская академия наук.

Не помещик посадил дерево, Бог вырастил лес (эстонская пословица)

В XIX веке рубка леса стала распространяться более широко – лес привыкли рассматривать как общее имущество, которым может пользоваться любой член общины. В результате брать древесину в лесу мызы не считалось настоящим воровством. Если была необходима древесина, а денег на покупку не хватало, то дерево вывозили из леса мызы без мучительных угрызений совести. Были случаи, когда помещик запрещал продажу единичных деревьев.

Рубка леса в крупных размерах имела место в регионах, где люди зарабатывали на пропитание плотницкими работами и больше тратили на расходный материал. Больше всего прославились кражей леса мужчины из Авинурме.

Если планировалось вывезти из леса древесину, не имея на то разрешения, то обычно это делали ночью и в снегопад, быстро заметающий следы. Для сокрытия кражи деревья рубили как можно ниже, а оставшиеся после этого пни прятали подо мхом. Если в лесу обнаруживали пень без штампа, то сразу становилось ясно, что дерево вывезено без разрешения. Для поимки вора лесники срезали тонкий круг с верхушки пня. При подозрении на то, что лес краденый, круг прикладывали к бревну – если сруб точно совпадал с поверхностью сечения бревна, то виновник был пойман.

Бывший лесник лесничества Сагади Август Каск рассказывал:

«Один мужик строил хлев возле Охванди, а из леса было украдено одно дерево. И тогда этот лесник пошел внутрь и начал изучать бревно за бревном, и нашел то самое. Я подумал: «Ну и упрямый же мужик! Ветки были брошены в лесу на земле, так он пошел, приложил их к тому бревну и таким образом разыскал вора».

Однако и лесные воры были не промах. В оставшийся после срубленного дерева пень они вбивали длинные гвозди, чтобы лесники не могли срезать круг для проверки и подставить его к краю бревна.